После кузни Филипп сводил Братуна к овражному ручью, напоил его ключевой водицей на дорожку, и неспешно вышли они на полевой проселок. Намотав повод на костлявую руку, конюх шел чуть впереди, пропахивая деревяшкой рваную бороздку в дорожной пыли. Старик одет неряшливо, не понять, по какому времени и погоде. На живой ноге – подшитый, слегка стоптанный валенок, на голове – зимний рыжий треух, на плечах же ничего, кроме холщовой рубахи, перехваченной на бедрах сыромятным ремешком. В левой руке, чуть не по земле, он волочил торбу с овсом для коня и краюшку хлеба на всякий случай. Унылый вид старика печалил и «новобранца Братуна. Конь, понурив голову, шел с легкой придержкой, словно спускал воз с горы. Будто не на войну шел, а на живодерню.

📖

Последний раз я угодил в госпиталь в конечный день второй мировой. Но об исходе войны узнал спустя неделю, когда меня вывели из беспамятства после глубокой контузии, когда осколочные ранки уже стали затягиваться. Болей от них не было, но все тело пронизывал такой почесоточный зуд, будто по мне елозили чертенята. Частые провалы памяти, чугунная глухота и немота, заслонная муть в глазах – ни послушать, ни сказать, ни увидеть – все это мешало в здравой мере определить, где я, что со мной, что было, что есть и что будет.

📖